Российские войска встретились с «живыми щитами» еще за пределами Чечни
В конце 1994 года после неудачных попыток решить «чеченский вопрос» чужими руками руководство РФ решило начать силовую операцию. Так началась первая чеченская кампания, ставшая для постсоветской России тяжелейшим испытанием. Как российское командование неадекватно восприняло ситуацию, кто пытался помешать ВС РФ войти в Чечню и что было перед новогодним штурмом Грозного — рассказал «Газете.Ru» военный историк Евгений Норин.
Ужасающее состояние армии
Решение о начале войны на Северном Кавказе было принято Совбезом РФ 29 ноября — после неудачного штурма Грозного силами чеченской оппозиции и «солдатами удачи», спешно набранными в Кантемировской и Таманской дивизиях офицерами-танкистами. Многие из них попали в плен, а чеченцы — противники президента самопровозглашенной Чеченской республики Ичкерия (ЧРИ) Джохара Дудаева — были массово расстреляны.
Еще 1 декабря, действуя «неофициально», российская авиация нанесла удары по аэродромам, где базировались самолеты боевиков Дудаева. В основном были уничтожены пассажирские самолеты, «кукурузники» и военно-учебные «Альбатросы».
«В новостном выпуске показали, как наши самолеты пикируют над Грозным. Самолеты над городом. Я понимаю, что Чечня превратилась в убежище настоящих бандитов и террористов, они похищают людей, получают выкуп и прячутся на территории Чечни. Но самолеты, сбрасывающие бомбы на город, — это не вяжется с нашей жизнью, не укладывается ни в какие рамки, это что-то нереальное», – писал в дневнике режиссер Андрей Нефедов.
9 декабря президент РФ Борис Ельцин подписал указ №2166 «О мерах по пресечению деятельности незаконных вооруженных формирований» на Северном Кавказе. Правительство РФ приняло постановление №1360 — документ предусматривал разоружение боевиков силой.
На следующий день после подписания указа о вводе войск в Чечню пресс-служба президента сообщила, что Ельцину делают операцию на носовой перегородке в Центральной клинической больнице. Между тем, правительство велело МВД и Минобороны закрыть границы Чечни — как воздушные, так и сухопутные.
Министр обороны РФ Павел Грачев впоследствии рассказывал — министр по национальным вопросам Николай Егоров был уверен, что 70% чеченцев ждут прихода федеральных сил, а еще 30% настроены нейтрально. «Сопротивление окажут только отщепенцы», — приводил Грачев слова Егорова.
При этом военный историк Евгений Норин, автор книги «Чеченская война», указывает в своем исследовании, что планирование операции в Чечне «заставляет серьезно усомниться» в компетентности самого Грачева.
Численность боевиков оценили с двукратным преувеличением — почти 35 тыс. на бумаге против реальных 15 тыс. дудаевцев.
Состояние российской армии было тогда «ужасающим», считает Норин. «Основу ее составляли служившие два года призывники, а это значило, что попавшие в армию в 1992–1993 годах рекруты уже не умели практически ничего. Российская армия, которой предстояло вести войну, была близка к коллапсу без всяких боевых действий. Боеспособность отдельных частей армии, МВД и бывшего КГБ поддерживалась либо в силу их особой важности для государства, либо благодаря усилиям наиболее стойких и ответственных офицеров», — отметил историк.
Войска заходят в Чечню
В 05:00 мск 11 декабря началось наступление российских сил — три бронеколонны выдвинулись в сторону Грозного.
Ельцин в тот же день назвал ввод войск в Чечню «гарантом проведения переговоров».
На следующий день пресс-секретарь президента Вячеслав Костиков заявил, что штурма Грозного не будет.
Помешать продвижению федеральных войск пытались жители соседних с Чечней республик — Ингушетии и Дагестана.
«В Ингушетии и Дагестане при попытке остановить колонны ВС России убиты 5 ингушей, более 10 ранены, поврежден газопровод и разрушена линия электропередачи Назрань — Гази-Юрт. Захвачены 47 российских военнослужащих», — сухо сообщала в сводке газета «Коммерсантъ».
«Дело в том, что вся операция застала врасплох всех в России. И, мягко говоря, не вызвала энтузиазма у общества — людям было совершенно непонятно, что происходит, почему мы воюем с собственной провинцией. Поэтому, когда войска начали выдвигаться в Чечню тремя колоннами, то их встретили в Ингушетии и Дагестане огромные толпы местных жителей, которые перекрывали дороги, портили имущество, вспарывали машинам шины, сжигали их и так далее», — рассказал историк Евгений Норин
«Газете.Ru».
Он добавил, что случались и похищения российских солдат — и их приходилось освобождать уже из чеченского плена. В целом декабрь 1994 года был переходным этапом от относительного мирного времени к военному. Да и вообще в истории СССР и России недавних лет не было примера подобных событий.
«Солдаты, офицеры просто не понимали, что делать с такой вот толпой людей, которая так себя ведет», — подчеркнул Норин.
12 декабря Национальная служба новостей сообщила, что боевики обстреляли колонну российской бронетехники из РСЗО «Град», были убиты 70 российских военных, 15 танков повреждены.
«На территории Чечни постоянно приходилось согласовывать открытие огня, это приводило к человеческим жертвам. Классический случай — артиллерийская засада у поселка Долинского на западе Чечни. У дудаевцев еще была артиллерия, и вот они выкатили «Град». Его заметили с вертолетов, но испугались задеть шедший рядом трубопровод. Пока согласовывали, то да се, боевики открыли огонь по колонне из «Града» и уехали. Обе стороны, в общем, были еще свежи, юны и неопытны», — рассказал Норин.
Первой официальной боевой потерей Чеченской войны стал рядовой Виталий Масленников — 19-летний солдат был убит выстрелом из засады еще за пределами Чечни, под Назранью, отметил Норин.
Генерал Геннадий Трошев, командовавший колонной, в которой был убит Масленников, впоследствии так описывал впечатления от первых дней чеченской кампании:
«Его фамилию я запомнил. Это был первый мой подчиненный (а может быть, первая жертва чеченской войны), который погиб даже не в бою, а от выстрела из-за угла. О чем я подумал тогда, слушая поступавшие доклады об убитых и раненых? Не буду кривить душой, не помню. Но было ощущение общей тревоги, какой-то неразберихи, полуправды».
Трошев также оставил описание типичного «живого щита» — он состоял из детей, женщин и стариков. Из-за их спин выбегали мужчины с заточенными металлическими штырями и пробивали колеса техники. Крючьями же обрывали трубки бензопроводов и тормозов. Генерал также отмечал, что на маршрутах следования колонны находили мины.
«В те дни Ингушетия превратилась в очаг сопротивления. Уже только по одному этому признаку стало понятно, что походным маршем в Чечню нам не войти», — добавлял он в мемуарах.
Грозный ждет штурма
Пока российские колонны двигались в сторону Грозного, во Владикавказе шли напряженные переговоры с представителями Дудаева. При этом на пресс-конференции в Москве представители Кремля утверждали, что,
во-первых — не надо «создавать ложное впечатление, что в России идет война», и во-вторых — «нам обещали, что войска в Грозный вводить не будут».
Как сообщал из Грозного находившийся там спецкор «Ъ» Дмитрий Камышев, в городе «штурма не боялись». Кроме того, 14 декабря — несмотря на заявления властей РФ о полной блокаде чеченской столицы — «впечатления осады у находящихся в городе не возникало».
«Линию фронта» — журналист заключил это выражение в кавычки — пересекали спокойно и местные жители, и репортеры разных СМИ.
«У наблюдателей в Грозном складывается впечатление, что реальная власть сейчас не у Дудаева, а у полевых командиров, которые категорически не согласны ни на какие уступки Москве, тем более на разоружение», — писал Камышев.
Но если среди обычных чеченских ополченцев превалировал шапкозакидательный дух — «разгромить оккупантов», — то полевые командиры были уверены, что отразить штурм Грозного им не удастся. Однако «биться они намерены до конца».
Камышев отмечал, что представители молодежных организаций исламистов начали формировать «летучие отряды» для проведения терактов в местах дислокации федеральных войск, в том числе и за пределами самой Чечни. Однако на тот момент их «сдерживала дудаевская госбезопасность». Впрочем, ее представители сообщили «Ъ», что снимут с себя всю ответственность в случае штурма Грозного.
«Коммерсант» отмечал, что сами солдаты и офицеры пойдут на штурм Грозного, только если получат самый что ни на есть решительный приказ.
«Если уж полковник МВД в Дагестане отказался от дальнейшего продвижения, увидев перед собой толпу женщин и детей, то на солдат срочной службы, окруживших город, и подавно огромное впечатление произведет вид плачущих и подкармливающих их «матерей»», — говорилось в материале.
«Люди пытались выехать. Известны случаи, когда их заворачивали назад дудаевцы же, рассказывая, что их «сошлют в Сибирь». Но тем не менее – с одной стороны выезжали гражданские, а с другой туда уже въезжали боевики. Отдельные отряды, в большинстве своем небольшие — как они сами себя называли, «индейцы»», — описал ситуацию в Грозном Евгений Норин.
Он отметил, что далеко не все боевики были жителями Грозного — очень многие приехали из окрестных сел и деревень. Эти «индейцы» вливались в отряды Дудаева и других полевых командиров.
Что касается русского населения Чечни и Грозного, то оно, по словам историка, пребывало «в состоянии несколько подзабитом, но еще живом». Чистка, начавшаяся в республике после прихода к власти Дудаева, не была тотальной — люди могли убежать от беспредела, который чинили чеченские бандиты. Но многие оставались в Чечне, в основном те, у кого были друзья и знакомые среди чеченцев. Или те, кто не мог уехать или сумел найти защиту от самоуправства боевиков.
Однако впереди и мирных жителей Грозного, и боевиков-«индейцев», и неохотно шедших на штурм российских военнослужащих ожидал ад новогоднего штурма.
Что думаешь? Комментарии